Книга о концах - Страница 34

Пополз над Москвой вечерний седоватый туман, когда, рукой придерживая полу рясы, отец Яков спустился от высоких мыслей в житейское.

Привыкнув отходить ко сну рано и без обильных на ужин разносолов,разве что доведется в гостях, но и то с воздержанием,- зашел по пути в лавочку купить чайной колбасы. Пошарив в глубоком кармане, набрал мелочи недостаточно. И вот тогда, заспешив и покрасневши, достал из кошелька единственную синюю бумажку, подал ее и получил сдачу.

- Завтра, ужо, заплатят за статейки. Время тяжкое,- а все же вертится человек от сегодня до завтра. Вертится - значит, так нужно. И он вертится, и все вертятся, и сама земля не стоит на месте. Лю-бо-пытно!

ГОРА СВ. АННЫ

Наташе приснилась зеленая молния, и будто бы эта молния, ударив над головой, разбилась на куски и упала к ее ногам зелеными палочками. Хотела нагнуться и поднять одну из них, но строгий голос сказал: "Горячо!" - и она отдернула руку. Тогда подошел Бодрясин, спокойно наклонился, поднял палочку, надломил и стал есть бобы. Наташе стало стыдно за свою трусость, и, действительно, все кругом смеялись. Выручил ее Иван Иваныч, заявивший, что все это вздор и что любая молния от времени мягчает и превращается в зеленый боб.

Иван Иваныч, не из каторжан, а из ссыльных, тоже - беглец родной страны, попал на виллу случайно, по давнему знакомству со старожилом местечка, тем самым сьор Паоло, к которому, как к патриарху русской колонии, всех направлял начальник полустанка. Иван Иванович, человек здоровый и любознательный, задумал пройти пешком всю итальянскую Ривьеру, начав с Сан-Ремо, кончив заходом в Пизу. Дешево, просто, интересно, полезно для здоровья.

Так и шел, не спеша, с ночными остановками в частых на пути местечках, наслаждаясь ранними часами, отсиживая часы зноя в кабачках. Научился понимать плохую в этих местах итальянскую речь, загорел, пропылился, основательно забыл и Россию, и ссылку, и парижских друзей, надоевших за минувшую зиму.

В Генуе белокаменной побродил в порту, осмотрел старые дворцы на улицах Бальби, Гари-бальди и Кайроли, провел полдня на кладбище, любуясь чувствительными мраморами - резным кружевом неутешных белых вдов, медальонами их корабельных мужей, женщиной, возжигающей семисвечник, другой, заснувшей с головками мака в руках, здоровенной и упитанной девицей с крыльями, другой, бронзовой, в лапах смерти, плачущим каменным господином нормального роста, но в неглаженых брюках. Отыскав не без труда могилу Маццини, подумал, что надо бы однажды почитать что-нибудь обстоятельное о жизни итальянского революционера, сел поблизо-сти и, любуясь приземистыми колоннами, с аппетитом закусил принесенной с собой пиццей,- с перцем, помидорами и чем-то вроде вкусных кованых гвоздиков.

В Нерви на марине подивился обилию русской речи, но знакомых не встретил. На дальней-шем пути целый день провел на Порто-Фино, наслаждался видами и даже почувствовал в груди что-то вроде эстетической тревоги, почти склонность пофилософствовать, но вовремя вспомнил, что нужно до темноты спуститься по ослиным тропам к заливу, чтобы заночевать в Санта-Марге-рита. Шел и дальше - с той же бодростью и незнанием усталости миновал Кьявари и, руководясь картой, замедлил шаг близ станции того местечка, где жил добрый приятель - товарищ Павел.

И затем, мирно устроившись на вилле каторжан, дальше не двинулся, потому что, в сущно-сти, шел он без цели, удовольствие от прогулки получил в полной мере, люди здесь хорошие - можно и пожить подольше.

На вилле каторжан Иван Иванович пришелся ко двору и даже всех оживил. С ним в монас-тырь ворвался вольный воздух гуляющего человека, совершенно незнакомого с истерикой и ничем не больного. Обитатели виллы закисли и заскучались,- новый человек очень нужен. Наташе, единственной из всех здоровой и телом и духом, сыскался товарищ для дальних прогулок в горы и морских купаний. Для принципиальных разговоров и для пророчеств о том, когда Россия станет свободной, Иван Иваныч не годился; он говорил, что ему и в Париже надоело чесать язык. Об искусстве говорить любил: видел мало, а читал достаточно. Умел играть на гитаре и без особого голоса напевал. Из себя же Иван Иваныч был не дурен, не красив, приземист, белокур, светлоглаз, покоен, поднимал кресло за переднюю ножку и спокойно разгрызал грецкие орехи крепкими желтоватыми зубами.

С его приездом Анюта почувствовала некоторое одиночество,- уже не все время проводила с Наташей; но у Анюты было много хозяйственных дел: общая мамаша и няня. Остальные слегка ревновали Наташу к приезжему. Главное человек не интересный, не герой, не террорист, не любитель высоких материй, пожалуй, даже до некоторой степени - вероотступник: зевает при упоминании имен Лаврова и Михайловского* и без всякого уважения говорит не только о Черно-ве, но и о Шварце. Когда узнал, что тут же поблизости живет заслуженный и почтенный Илья Данилов, сделал кислое лицо и произнес неуважительное слово "старая балда". Правда, Данилов особым располо-жением молодежи не пользовался, но все-таки - одна из эсеровских икон.

* Лавров - Петр Лаврович Лавров (1823-1900) - один из идеологов революционного народничества, социолог, публицист.

Михайловский - Николай Константинович Михайловский (1842-1904) литературный критик и публицист, сыгравший заметную роль в идейном формировании народнического движения 70-х - начала 80-х гг. XIX в.

В очередное полнолуние была очередная ночная прогулка на гору Санта-Анна, откуда чудес-ный вид на море и особенно на ни с чем не сравнимый полуостровок, приютивший маленький город. Всю дорогу Наташа шла с Иваном Иванычем, отстав от всех. Взяли с собой вина, сыру, резинообразной колбасы и сушеных фиг. Устроили привал у стен разрушенной церковки, на крутом обрыве. Душой общества был на этот раз патриарх сьор Паоло, которого свои называли Отцом или Князем,- последнее название было ему дано за татарские скулы. В обычные будние дни Князь был деловит и серьезен, с головой погружен в свои ученые работы по истории револю-ции, писал статьи для народнических журналов и ворчал на бездельников и бездельниц с виллы каторжан. Но на отдыхе и на прогулках молодел, даже мальчишествовал, веселил всех, пускал шуточки и среднего качества остроты, не щадя и Ильи Данилова. Залезал на развалины стен церковки, садился на край обрыва и болтал ногами, посмеиваясь над теми, кто смотрел вниз с опаской, крепко держась за камни и стволы склонившихся над пропастью деревьев: