- Господь хранит пришельцы...
- Аминь. Вот мы и дошли, должен здесь с вами попрощаться.
- Весьма польщен знакомством и беседою, Иван Дмитрич. Если еще доведется встретиться - буду премного рад.
- Льщу себя надеждою, отец Яков!
Отец Яков заторопился на Никольскую улицу в синодальную типографию, где добрый знакомец обещал ему раздобыть на складе нужную брошюрочку. Вслед ему поглядев, человек духовного сословия и неплохой начетчик, не спеша, пошел вдоль стены Китай-города в сторону Замоскворечья.
ОХОТНИКИ
Просмотрев тетрадку наружного наблюдения, тонкую, совсем ученическую,ротмистр ахнул:
- Сук-кины дети! Романов и Бабченко тут?
- Бабченко внизу, а Романов на работе.
- Сук-кины дети! Пошли ко мне наверх Бабченко!
Двоим лучшим филерам приказано было не упускать из виду ни на минуту того, кто по наружному наблюдению значился под кличкой Меченый,- и таки упустили!
- Ничего нельзя было сделать, ваше благородие. У самых у Владимирских ворот смотрит на ларе книжки-картинки. Романов малость поотстал, все думал передать Батю, ихнего сопутника, да передать было некому, он меня и догнал. И только догнал и хотел забежать Меченому вперед, а тот прямо от ларя на дорогу и на лихача. Он и у ларя-то стоял, ваше благородие, что, видно, ждал подходящую лошадку. Где же его было догнать, ваше благородие! Если бы простой извозчик - иное дело.
- Номер записали?
- Так точно. Я опрашивал, мне ихний двор знакомый. Извозчик говорит сошел на углу Пятницкой и Малаго Спасо-болванского и зашел в трактир.
- Нет там никакого трактира.
- Есть, ваше благородие, я знаю. Трактир без спиртных. А я, говорит, повернул назад,- какие седоки на Пятницкой.
- В трактире справлялся?
- Романов был. Хозяин говорит - из господ был один, шрама не помню, заказал пару чаю, деньги отдал, пригубил и вышел.
- Бить вас за это.
- Найдем, ваше благородие. Романов с Губаревым пошли в оба места, уж не упустят. Губарев с лошадкой на Мещанской, а Романов теперь ждет по месту жительства, у номеров. Где-нибудь да обнаружится. А я только вам доложить, тоже туда пойду. Такого не упустим, Меченый, все равно во всякой одежде.
- А Батя кто ж?
- Заправский священник, ваше благородие, раньше запримеченный, еще когда убежали двенадцать из женской каторжной. Он не из ихних, ваше благородие.
- Ты чего знаешь, не твое это дело.
- Так точно. А только он неподходящий, по случаю. У нас, ваше благородие, глаз наметан-ный. Конечно, если бы не строгий приказ - и его бы путь просмотрели, да нельзя было Меченого упустить.
- Нельзя было - а упустили. Сук-кины вы дети!
Из Гнездниковского переулка ротмистр зашел домой переодеться, а к девяти был на конспи-ративной квартире. Вошел со своим ключом, отворил окно для воздуха, проветрил. Квартиру снимала Марья Афанасьевна, пожилая женщина, давняя служащая охранки. В часы приема она уходила, и на звонок ротмистр отпер сам. Вошедший молодой человек снял синее пенсне, поздо-ровался.
- Ну, виделись?
- Да нет, не вышло. Ждали его к трем часам - не пришел. Я уж боялся, не арестовали ли вы его.
- Я же вам сказал, что не будем. А верно ли, что он едет в Саратов?
- Вообще на Волгу, а будет и в Саратове. Там связь известная, я вам дал адрес.
- Когда должен был ехать?
- Должен был завтра, да вот почему-то сегодня не заходил; а тут для него заготовлены явки.
- Еще что узнали?
- Наши считают, что он приехал один, а Шварц опять в Финляндии.
- Шварц - не наша забота, ему в Москве и делать нечего. А вот если мы упустим Бодряси-на - и мне и вам достанется. Мои филеры его потеряли, сейчас ищут.
- Это все-таки плохо!
- Без вас знаю, что плохо. А он наверное не мог уехать?
- Из Москвы?
- А откуда еще? Если он без всяких адресов взял да и укатил? А?
- Это невероятно!
- У вас все невероятно. Нужно сказать - гусь опытный, настоящий стреляный волк. А как у вас считают, зачем он?
- Бодрясин всегда по набору, ищет боевиков. Сейчас это нелегко, никто не идет.
- Ну ладно, рассказывайте подробно.
Секретные сотрудники охранки редко писали сами; обычно сведения записывал их руково-дитель. Очередной доклад длился больше часу. Ротмистр знал, что Бодрясиным интересуется де-партамент и что кто-нибудь из центра, наверное, следит за ним параллельно. Тем более оснований работать и Москве; если Питер сплошает - Москва может выслужиться. Он не знал, что Питер уже сплоховал и потерял Бодрясина так же, как и Москва: Меченый перехитрил охрану и выехал, притом не на Нижний, а на Ярославль.
Под ровный стук поезда Бодрясин спокойно дремал во второклассном вагоне. Спать было как будто еще рано, а разговаривать с соседями по купе в его планы не входило. А не поднять ли все-таки верхнее место и не улечься ли окончательно?
- В-вы мне разрешите поднять верхнюю койку?
Сосед не только разрешил, а и с полным удовольствием. В Ярославль приедем утром рано, надо выспаться. И оба растянулись со всем удобством.
Засыпая, Бодрясин мыслил изречениями:
"Береженого и Бог бережет! Никогда не полагайся на осторожность и верность балующихся революцией! Утро вечера мудреней".
К этому прибавлялись попутные мысли:
"А неладно в Москве! Не поставь следить за мной дураков - где бы я сейчас был? А откуда могли узнать? Одним словом - нехорошо в Москве!"
И не лучше ли было бы тем же морем уплыть от финляндских берегов в Европу, укатить в Италию и валяться целыми днями на пляже, как другие делают? Ой, лучше! И для себя лучше, и делу не убыток! Чего добился Шварц? Того, что несколько чудесных парней погибло и еще погибнут многие? А потом погибнет и Шварц, а уж он, Бодрясин, наверное, опередит. Вот и все.